![]() | ![]() |
![]() | ![]() |
![]() | ![]() |
![]() | ![]() |
![]() | ![]() |
Последние дни Сакена Сейфуллина |
Страница 1 из 6 «Правдивость Сакена пробуждала сердце и разум, окрыляла. Если он говорил о чувстве - это было подлинное чувство, если он говорил о правде - это была правда, выстраданная душою. Поэтому путь, пройденный этим человеком, необычен. В нем были и взлеты, и падения. Путь Сакена Сейфуллина - это путь подлинно пламенного акына».М. Ауэзов ![]() После XX съезда снова вернулись к нам имена честных советских людей, в том числе Сакена Сейфуллина. Ему посвящено много книг и статей. Сабит Муканов написал пьесу, которую так и назвал «Сакен Сейфуллин». Вниманию читателя предлагается рассказ, написанный по воспоминаниям жены Сакена Сейфуллина - Гульбахрам Батырбековой. Осень тридцать седьмого года расколола жизнь Гульбахрам на две половинки. Первая была полна счастья. Ведь в ней были любовь Сакена, рождение их сына, уважение честных людей. Вторая была полна страха и горя, на смену которым почти через двадцать лет пришло осознание случившегося. Впрочем, исчез только страх. Горе осталось. Сакен чувствовал приближение ареста. Ему никто ничего неговорил, но он знал: его не оставят в покое. По Алма-Ате ходили тревожные слухи, нервы у всех были напряжены до предела. Врагами народа назвали Ильяса Джансугурова, Беимбета Майлина и еще многих друзей мужа. Он пытался что-то понять, осмыслить и на несколько дней уединился в юрте, которую поставил в поселке Байсерке близ Алма-Аты. Но вернулся домой без ответа на свои вопросы. Он читал, слышал, что лучших людей «разоблачили». Сакен этому не верил. В это невозможно было поверить. Единственным утешением в те тяжелые для него дни оказался наш маленький Аян. Он только начинал говорить и был так забавен!.. Аяном (т. е. «светлым, ясным») попросил назвать его Ауэзов. Малыш был общим баловнем друзей семьи. Впрочем, в те дни и ребенок не мог совсем отвлечь Сакена от тяжелых мыслей. Предчувствие его не обмануло. В одной из газет появилась статья, в которой «сообщалось», что квартиры Сейфуллина, Муканова, Джансугурова, Майлина, Ауэзова и Тажибаева превратились в очаги распространения лжи и клеветы против Советской власти. Сакена обвиняли в троцкизме, национализме и предательстве. Называли фашистским прихвостнем. - Это же уму непостижимо, - метался Сакен по комнате. - Те же газеты сначала печатают хвалебные статьи на четыре полосы, пишут о 20-летнем юбилее моей творческой деятельности, публикуют стихи, а теперь - эта грязь. Он замолчал, оделся и, сунув газету в карман, вышел куда-то, не говоря ни слова. Долго не возвращался. У меня началась паника. Время было страшное. Каждый третий внезапно исчезал. Наконец он явился - угрюмый, сердитый. Лишь Аян, который к тому времени проснулся и протянул к отцу ручонки, заставил его еле-еле улыбнуться. За чаем Сакен рассказал мне, что ходил к Л. И. Мирзояну с той самой статьей. - Как вы это расцениваете, Левон Исаевич? - спросил он, положив на стол злосчастную газету. - Вы это читали? Сакен всегда считал Мирзояна настоящим коммунистом, верил ему. Мирзоян в свою очередь ценил Сейфуллина - и как большого писателя, и как государственного деятеля. При нем Сакен ездил в Москву, где М. И. Калинин вручил писателю орден Трудового Красного Знамени, был избран делегатом на VIII съезд Советов. Года не прошло, как все изменилось. Сакена теперь называли троцкистом и фашистом... -Как же, читал... - после долгого молчания ответил Мирзоян. Сакен рассказал, как тяжело первый секретарь поднялся, подошел к нему и обнял за плечи. Они с Сакеном были почти ровесниками. Да и в партии - Мирзоян с семнадцатого года, Сейфуллин - с восемнадцатого. - Дорогой мой Сакен, ты правильно сделал, что пришел. После появления статьи я понял, что это дело рук кого-то из моего аппарата. Родной мой, если сказать правду - не поверишь: газеты выходят из-под контроля. Власть переходит в чьи-то чужие руки. - Для меня откровение Левона Исаевича было неожиданным. Я понял, что он не сможет защитить меня, но как я был рад его доброму слову. Ему самому тяжело... После встречи с Мирзояном Сакен пытался забыться в работе. Он снова вернулся к роману «Тернистый путь» - взялся за его правку. Но книга не успокаивала. Каждый день забирали то одного, то другого знакомого. Стоило двери скрипнуть, телефону зазвонить - все вздрагивали. В доме прислушивались к каждому шороху. Я всегда считала мужа бесстрашным человеком. Он это не раз доказывал. Вот и роман «Тернистый путь» был назван им так не случайно - таким был его собственный путь и путь его друзей к утверждению Советской власти. А теперь этот мужественный человек сидел, подавленный навалившимся на него горем. Временами у него срывался голос и дрожали руки. Когда молчание становилось невыносимым, я пыталась убедить его, что все не так плохо, как кажется. Говорила, что он проживет еще сто лет. Убеждала снова и снова: он ни в чем не виноват и бояться ему нечего. Иногда мне удавалось его приободрить. Тогда он делал попытку улыбнуться, но улыбка выходила какая-то вымученная. В один из вечеров Сакен сказал, что надо позаботиться о завтрашнем дне. Это было странно - муж в хозяйственные дела почти никогда не вникал. Он пояснил, что если случится худшее, то я рискую остаться с малым ребенком на руках без помощи: «Из квартиры тебя выселят как жену «врага народа». Речь шла о небольшой сумме денег, полученной в качестве гонорара. Сакен решил закопать где-нибудь деньги. Назавтра он позвал своего названого брата, Жакию. И поздним вечером, когда все уже улеглись, мы втроем крадучись вышли во двор и закопали «клад» недалеко от дома. Сакен оказался прав. Эти деньги потом очень пригодились. На них мы покупали продукты, и я носила мужу передачи. Был конец сентября. Вечером я заметила двух неизвестных, которые направлялись к дому. Сердце защемило. Я вбежала в комнату и расплакалась: «Сакен! К нам идут». Тут же распахнулась дверь и ввалились те сурового вида субъекты. Один из них был казах, другой - русский. Протянули Сакену какую-то бумагу. - Что это? - отрешенно спросил он и, потеряв самообладание, резко вскочил со стула. - Это ордер,- сказал один. - Одевайтесь. - Куда? Зачем? - Сакен, хотя и знал, куда его уведут, задавал вопросы просто так, без всякого смысла. - Когда приедем, вам объяснят. Ну, быстро, быстро! Сакена было не узнать. Он то садился на стул, то вскакивал. Лицо покрылось багровыми пятнами. Аянжан ухватился за шею отца и кричал что есть мочи. У меня подкашивались ноги. У Сакена был наган, и я боялась, как бы он не пустил его в дело. Вдруг он начал успокаиваться. Может, надеялся, что все обойдется. Ведь он ни в чем не виноват. Он набросил на плечи свое короткое кожаное пальто с меховым воротником, на голову круглую шапку, тоже отороченную мехом. Неожиданно ему приказали сесть и ждать. Начался обыск. Перерыли рабочий стол, шкаф. Взяли несколько снимков, две-три книги, наган и два мандата: один - члена правительства, другой - члена КазЦИК. |